«Риголетто» в Большом театре

Декабрь 2014... Вернулся я, – как уже догадываются постоянные читатели моих вечерних и ночных опусов,  – из Большого театра. Сегодня там была премьера «Риголетто». Одна из самых популярных и «репертуарных» опер мирового театра.

Конечно, она должна быть в репертуаре Большого и я шел на спектакль с чувством радостного подъема: не всё у нас плохо, пусть и с трудностями, с ошибками, но мы удерживаем главное: не выпадаем из потока духовного развития, крепко стоим на фундаменте классической культуры.

Билеты были куплены давным-давно и я как-то забыл поинтересоваться составом исполнителей, именем режиссера… Я шёл, как идет на спектакль в Большой театр  турист или командировочный, оказавшийся в Москве на один вечер и желающий просто побывать в знаменитом театре.  Я даже не купил программку (в антракте – купил), а просто прошел, сел на свое место и начал смотреть и слушать. Ни чрезмерных ожиданий, ни предвзятости…

На авансцену еще при опущенном занавесе вышел Паяц в гриме паяца и сперва оживлял увертюру свои присутствием, потом – хохотом, а потом достал из-за спины надувную куклу из сексшопа и начал ею помахивать, демонстрируя ее функциональные отверстия.  Потом занавес поднялся и мы все оказались как бы в цирке. Паяц продолжил свои помахивания, цирковой амфитеатр на сцене заполнили артистами хора, живо встретившими этот режиссерский ход. Потом на сцену вышли проститутки – в большом количестве. Топлесс и вообще… Они образовали фигуру из живых тел вокруг герцога Мантуанского (тенор – Сергей Романовский)  и он исполнил свою знаменитую арию «Questa o quella…».  Спел он неплохо, чем меня порадовал. Проститутки были подобраны не абы какие, и они непрерывно совершали эротческие движения, принимая максимально непристойные позы.

Ожидаемое продолжение моей мысли: это пошлость. Но это не просто пошлость, а иллюстрация, позволяющая раскрыть смысл понятия «пошлость». Как потом стало ясно – вся постановка честно служит этой важной задаче. Пошлость – это не просто голые тётки, а неуместные голые тётки. Пошлость – это не просто голая жопа, а голая жопа там, где ее быть не должно с точки зрения драматургии эмоций. Не с точки зрения обстоятельств места и действия, а с точки зрения тех эмоций, которые хотел вызвать в зрителях композитор. Композитор, например, подводит нас к кульминации героического поступка, музыка уже подвела нас к катарсису, а тут сбоку из-за кулисы выходит пьяная старуха, задирает юбку и оглушительно пердит в зал. Вот это – пошлость. Плюс хамство, плюс неуважение к композитору, к зрителю, к культуре вообще… Но того, что я только что описал – не было. Это моя пошлая фантазия на тему современной европейской оперной режиссуры.

Возвращаясь к песенке Герцога («Questa o quella…») должен напомнить ее содержание. Герцог поёт: «Эта девушка или та — все они для меня на одно лицо, и все другие, кто окружает меня…». Такая позиция гиперсексуального  герцога может быть понятна, но такая позиция в борделе не может быть понятна. Потому что туда приходят именно выбирать из множества… Но, как говорится, если бы только это было неверно… Если бы я своей критикой ограждал свои пуританские чувства одряхлевшего старика, помешанного на «высокой чистоте» классического искусства – вовсе нет. Ни голые тётки, ни голые дядьки на оперной сцене меня как таковые ни радуют, ни огорчают. Мне важнее, чтобы был хороший звук: и голосов и оркестра. Чтобы музыка была музыкой. И чтобы эмоциональную драматургию – ради которой написаны все оперы мира – ничто не разрушало. Хотя бы не дотла. А неудачная режиссура становится неудачной именно и только тогда, когда она это делает. В этой неправдоподобно убогой постановке  (режиссер-постановщик – Роберт Карстен, канадец, учившийся  и работающий в Европе) на разрушение эмоций, созданных с величайшим совершенством и силой гением Верди, работает абсолютно все: декорации, костюмы, и большинство (не все) мизансцен. Я не хочу разбирать их сцена за сценой.  Но еще две упомяну.

Полагаю, что содержание оперы большинству известно, не буду его пересказывать. Итак сцена, которая, вероятно, вызывает наиболее живое обсуждение, это исполнение Герцогом другой своей знаменитой арии,  в которой он извещает о том, что сгорает от страсти к Джильде, и стремится к ней немедленно. Джильда к тому времени уже украдена, и лежит приготовленная в покоях Герцога.  В процессе исполнения этой арии Сергей Романовский (Герцог) не спеша раздевается: рубашку, носки, джинсы… Остается в трусах… Накидывает халат… Продолжая петь, скидывает и трусы, не снимая халата, лезет по лестнице к себе в покои… Взойдя наверх он допевает последние строки арии  «Да, Амур стрелой своею поражает каждого» – и сбрасывает халат, ослепляя зрителей полностью обнаженным телом. Со спины.

Когда я сдавал пальто в гардероб, передо мной была бабушка-старушка, с усилием запихивавшая в свой ридикюль артиллерийский бинокль… Возможно это она и ее подруги игриво зашамкали у меня за спиной: «Женщинам понравится…»

Ну, и финальная сцена. Трагедия уже произошла, Джильду негодяй Спарафучильо зарезал, упрятал в мешок и отдал несчастному отцу. Папаша-Риголетто сперва наслаждается чувством отмщения, а потом обнаруживает, что в мешке не Герцог, а его дочь Джильда, она еще жива и Верди выстраивает сложный и трагический во всех отношениях дуэт. Джильда взывает к своей умершей матери, говоря, что идет к ней…

Режиссер не остался равнодушен к просьбе умирающей: откуда-то от колосников на веревках спускают как бы мать Джильды, извивающуюся почти в такт с музыкой. Все это напоминает старинный номер дореволюционных цирков-шапито, называвшийся тогда «женщина-змея». Перед ним шел номер «бородатая женщина», а потом – «женщина-змея». Поскольку,  как я сейчас выяснил, эта постановка старая – ее уже не менее чем третий год катают по всем захолустьям Европы – номер «Бородатая женщина» в спектакль не вошел, потому что тогда Кончита Вюрст еще не осчастливила европейскую культуру своим появлением. Но перспектива наметилась…

Ну, так вот… Пошлость – как европейские ценности. Нет, не так: европейские ценности – как пошлость.

Короче говоря, я прошу ужесточить санкции Евросоюза по отношению к моей стране. Я требую запретить импорт в Россию оперных постановок европейских режиссеров! Пусть наша культура затормозится в развитии этого направления европейской культуры! Пусть она прозябает в мире замшелых звуков XIX века!

Я не забыл о главном. Главное в опере, все-таки – звук.  Если все хорошо спето и сыграно – черт с ним, пусть все оперы до одной отныне идут в женской и мужской банях. Половина сцены – женское отделение, половина – мужское, а на авансцене те кому надо встречаются… И хорошо поют… Пусть и оркестранты проявят подлинную толерантность и тоже вырвутся их одежд. Пусть! Но только хорошо при этом играют. Я приму это ради безупречного звучания.

Но этого не было. Спето и сыграно – плохо. Ну, на 3+. Мне трудно критиковать певцов, потому что я с большим сочувствием отношусь к их исключительно сложной работе. Красиво петь – необычайно трудно. Это очень редко происходит. И результат зависит от очень многих факторов. Среди них есть объективные – природные краски голоса и т.п. Много субъективных – школа, состояние даже не здоровья, а организма именно в этот вечер, настроение, на которое влияет всё и все… Точно не знаю, но кажется, в консерватории не учат петь, снимая при этом трусы перед публикой… Этому учат, наверное, в другом месте. И Романовский, надо отдать ему должное, спел хорошо. На мой взгляд, он был единственным достойным исполнителем полностью  справившимся с вокалом. Кристина Мхитарян (Джильда) очень старалась и отдельные фрагменты звучали неплохо, но верха она форсировала, тембр часто становился неприятным. Димитриос Тилякос (Риголетто) вызвал у меня наиболее сильное разочарование. И потому что роль – центральная, и потому что артист он опытный, я слушал его и раньше (в других ролях). Он, конечно, в силу своего опыта и актерского мастерства иногда скрадывал вокальные недостатки, близкие к провалам… Но только иногда. Такое впечатление, что ему вообще эту партию петь не надо: ни верха, ни низа, ни драматургических красок, совершенно необходимых для этой роли. Александр Цымбалюк (Спарафучиле) был фактурен, с хорошим тембром, но на самых низких нотах – а они в этой партии особенно важны, в них и проявлен демонизм персонажа – голос терял полётность и не был слышен. Юстина Грингите (Маддалена) очень удивила и порадовала. Следуя замыслу режиссера и художников (Раду и Мируна Борузеску) она тоже практически голая – потому что тоже проститутка. До того как она начинает петь, понимаешь, что эту девицу сюда привели из-за длинных ног и стройного тела, а уж петь то ей с такими данными и не обязательно. Оказалось, что у нее очень приличное меццо! Все спето хорошо! И – на удивление: знаменитый квартет, которого я и все остальные в зале ожидали с тревогой, был исполнен очень достойно! И даже те недостатки по тембру и громкости,  которые исходили от Мхитарян, удавалось сгладить.

Остальных исполнителей  (и дирижера – француз, кстати) не упоминаю, не потому, что «недостойны упоминания» – как раз, в основном, нормальная  работа – а потому что я не музыкальный рецензент, обязанный разобрать все компоненты спектакля и всех исполнителей, а «просто зритель», который ничего не обязан.  Но про хор скажу: молодцы!

Резюме и моралите.

Не знаю, что и сказать… Ну не такой «Риголетто» мне лично нужен в Большом театре! Какой? – Могу прийти и поставить. Даже с этим составом, хотя можно собрать и получше. Но ведь не позовут.