Ария Далилы как солнечный удар
Ноябрь 2014... Недавно представилась приятная возможность несколько раз прослушать фрагменты арии Далилы из оперы Сен-Санса: по телеку показали новую работу Никиты Михалкова.
Я человек старомодный и дисциплинированный. Если я считаю Никиту Михалкова талантливым кинорежиссером – а я так считаю – я буду смотреть его фильмы, несмотря на то, что они, на мой взгляд, все хуже и хуже. И этот фильм собирался посмотреть в кинотеатре, да вот подфартило – показали по телевизору.
Посмотрел…
Мы живем в очень политизированное время, и Никита Михалков – тоже гражданин политически активный, со своими взглядами, которые он хочет высказать.
Я увидел симптомы болезни – свойственной очень многим творческим работникам самых разных жанров: от живописи до литературы – желание в своих произведениях «откликнуться на» или «художественно выразить» некую политическую или философско-религиозную доктрину. И у меня есть эта болезнь: пытаюсь написать «нечто художественное» и довольно скоро замечаю, что мои персонажи начинают читать друг другу лекции по философским или политическим проблемам. И я себя останавливаю и говорю сам себе: если хочешь написать философский трактат или политический памфлет – так его и пиши, а не пытайся втиснуть это в роман. Внутренний голос тогда начинает вспоминать Толстого, Достоевского и еще кое-кого из тех, у кого получалось и то и другое в одном произведении… Я тогда пою свой внутренний голос чаем с чем-нибудь сладеньким и он на время умолкает.
Поскольку это не рецензия на фильм, а рефлексия в связи с фильмом и его автором, я могу предастся воспоминаниям…
Наверное, это было в конце семидесятых… В Московском Доме архитектора – тогда уже/еще не в Гранатном переулке, а на улице Щусева состоялся вечер-встреча с режиссером Никитой Михалковым. Как же я его тогда любил-уважал! И фильмы его нравились, и сам он нравился, и семья Михалковых-Кончаловских нравилась! А эпиграмма Гафта «Россия, слышишь этот зуд: три Михалкова по тебе ползут!» – казалась хоть и талнтливо-смешной, но совершенно глупой, неуместной. Теперь Гафт ничего подобного написать не сможет: запнется на попытке исчислить количество Михалковых…
Ну, да и бог с ними – пусть живут, размножаются.
Встреча была живой, интересной. Мне кажется, что именно там я впервые увидел Адабашьяна: он пришел вместе с Михалковым в качестве его близкого друга и соратника и вместе с ним сидел на сцене, активно участвовал во всех разговорах.
Концовка встречи очень запомнилась: стройный, гибкий Никита в голубых джинсах, в трикотажной рубашечке «поло» с коротким рукавом, в кроссовках «Адидас», садится с серебристо-серый «Мерседес» (напоминаю: конец 70-х, СССР), рядом с ним взгромождается оттеняющий любую элегантность как таковую Александр Адабашьян, и машина плавно, бесшумно отплывает от входа в «Дом архитектора», а взору остается вновь выстроенный «дом Брежнева», в котором он так и не жил и где теперь живет Хасбулатов…
Из самой встречи мне почему-то более всего запомнилось то, как Михалков (и Адабашьян) поносили, просто издевались над «поэтическим кинематографом», отказывая кино – как способу фиксации реальности на пленку – в самой возможности поэтического языка, каковой принципиально не есть отражение реальности, а есть ее преломление в образах, эмоциях и прочем… В мэтра «поэтического кино» тогда вырастал Эмиль Лотяну, впрочем, именно о нем в ходе творческого вечера не упоминалось. Но – о чем речь – было понятно.
Посмотрел бы тот 35-летний Никита тогда кино «Солнечный удар» – в экран бы, поди, плеваться стал… Уж такое «поэтическое» кино, такое «поэтическое»… Почти опера.
В опере не только допустимо, но и широко распространено, когда герой или героиня минут пять-десять пропевают фразу «я люблю тебя» или даже «я умираю!». Потому что это не передача информации, а игра эмоций, это музыка, а не сводка генштаба. Это – опера – жанр в высшей степени условный.
Может ли себе такое позволить кино? Даже если оно «поэтическое»? Кино – нет, а Михалков – может. А чё? – Вот и Сен-Санс тоже…
Впрочем, есть вещи поважнее: политика, идеология. Если Никита Сергеевич хочет снять фильм о любви (пусть и с примесью политики – для тех, кто хочет ее усмотреть где угодно), он снимает «Пять вечеров», или совсем уж инопланетную среду – «Урга». А если Никита Сергеевич хочет снять фильм политический (пусть и с примесью любви – потому что кино, это, как ни крути – зрелище, зрителю должно быть хоть что-то интересно), он снимает «Сибирский цирюльник» или вот «Солнечный удар».
Говорухин тот просто взял и сработал документальное кино «Россия, которую мы потеряли». Никаких тебе фигли-мигли и шуры-муры…
Здесь (в «Солнечном ударе») – мысль та же: какая же распрекрасная была страна, какие красивые люди в ней жили… И – на тебе! Революсьон! Даже два революсьона в один год с гражданской войной на закуску! Ну, не суки?!
Я тоже люблю Россию. И дореволюционную, и послереволюционную. Даже современную, можно сказать, люблю. А гражданскую войну – ненавижу! И Розу Самойловну Землячку совсем никак не уважаю. Все авторитеты говорят, что она была сволочь, садистка, а писатель Леонов – лично знавший покойную – говорит, что еще и нимфоманка. В мою жизнь эта дама входила дважды. Первый раз, когда на нас обрушилась гласность и стали печатать «правду о революции». Второй раз, когда Александр Смоленский обанкротил свой банк «СБС-агро» и, тем самым, спер у меня 20 тысяч долларов, которые я там разместил. Причем тут это? – Расскажу, если вы никуда не торопитесь.
Когда этот банк накрылся, установили дневной лимит выдачи наличных через банкоматы. Поэтому к банкомату я ходил каждый день, выцеживая свои деньги по капельке. Один из относительно надежно наполняемых банкоматов был в том офисе банка, который располагался в знаменитом «Доме со львами» на Пятницкой – бывший особняк фон Рекк, построенный по проекту Шервуда. Так вот… На стене этого особняка висела – да и сейчас, наверное, висит – мемориальная доска следующего содержания: «В этом доме в 1921-1924 годах работала выдающийся деятель Советского государства Р.С. Землячка». То есть аккурат сразу после той садистской бойни, которую она с «товарищем Белой Куном» (и «товарищем Георгием Пятаковым») учинили в Крыму в 1920 году. Стоя в очередях к банкомату за своей дневной порцией рублей, я размышлял о сволочи Землячке и о сволочи Смоленском, сознавая, что второй-то не в пример гуманнее…
А слабо Никите Сергеевичу кино про «семибанкирщину» снять? – Слабо, конечно…
А вот «Солнечный удар» – это вполне по плечу. Главный герой, правда, уж очень глуп, просто карикатурно неумен. Ходит все и спрашивает – да-да, как в опере: почему? как это случилось? Его переспрашивают: что – это? А он снова: ну вот это самое…
Зато красавчик! Безвольный, глупый – но красавчик. Не в нем, однако, фишка. И не во всех остальных персонажах, а – в идее! Была прекрасная страна, наполненная счастливыми людьми: счастливые обыватели, счастливые крестьяне (счастливая, красивая баба – непременно именно баба – тащит с реки короб с вальком и выполосканным бельем; не знаете, что такое «валёк» – ну и хрен с ним, это неважно… это такая деревянная штуковина, которой выбивают белье при стирке…), счастливые бурлаки тянут бечеву (это я вру и злобствую: нет такого в кино, я сам придумал – для смеху)…
В общем, как бы то ни было – страна была хорошая, но случилась революция и гражданская война. Появились комиссары, заморочившие голову одним добрым русским людям настолько, что они живьем утопили других хороших русских людей. Церкви позакрывали, креститься отучили, Дарвина внедрили вместо Священного писания.
А что – неправда? Не так было? – Так, так…И еще хуже.
А Далила все поет…
Знаете – о чем она поет? И вообще – в чем эта фишка с арией? А в том, что Далила – представительница изгнанного (ненадолго) евреями народа – филистимлян, вступила в любовную связь с богатырем, представителем победившего (ненадолго) еврейского народа Самсоном и выведала секрет его силы. Секрет был в волосах, каковые она остригла, Самсон ослаб, его «повязали», но он остатками силы, все-таки, смог храм Дагона разрушить… Для полноты картины: евреи были рабами филистимлян, но восстали во главе с Самсоном. Филистимляне ушли (ненадолго), а Далиле Верховный Жрец «заказал» Самсона, что она и сделала. Но это уже в самом конце, а в ходе осознанного, подлого и коварного обольщения жрица храма Далила поет одну из самых красивых арий мирового оперного репертуара:
Открылася душа, как цветок на заре
Для лобзаний Авроры,
Но чтоб утешилась я, мне слёзы осуши
Жгучей лаской страстным взором.
Далиле повтори, что ты мой навсегда,
Что все забыты муки, повтори те слова,
Что любила так я.
Ах, нет сил снести разлуку,
Жгучих ласк, ласк твоих ожидаю,
От счастья замираю…
Ну, и так далее. Самсон повелся – и «попал». Да, кстати: все происходит в Газе – той самой… Которая «сектор Газы» и с которой Израиль имеет-таки нескончаемые проблемы. Я считаю, что он сам и виноват, но это к делу не относится.
В общем, я не могу сказать, что этот фильм Михалкова так же плох, как и его предыдущие опусы про Великую отечественную войну. Те совсем убогие. Этот – получше, но тоже слабенький. Если бы не имя и опыт Михалкова, впору бы сказать, что фильм снят многообещающим дилетантом – больно много в нем чисто кинематографических провалов, натяжек, неточностей… «Поэтических» метафор… Так, впрочем, часто бывает в «идейных» фильмах.
Но «идея» – неверна! И в этом моя главная претензия к фильму. Сложная картина событий русской истории упрощена до уровня, на котором она перестает отражать даже упрощенную суть событий. Но что еще опаснее: она не дает ни силы, ни энергии нам, ныне живущим потомкам действующих персонажей всех цветов и оттенков. Не плачь над несчастной судьбой прекрасного народа, ставшего жертвой коварных филистимлян… э-э-э… евреев… тьфу – комиссаров, есть тот эмоциональный заряд, который должен быть нами воспринят из уроков истории во имя развития сегодня и завтра. Ну, да, есть, конечно, прямолинейное моралите: люди русские, не ведитесь на сладкоголосое пение разного рода обольстителей и охмурителей. Поддерживаю такое моралите. Требую продолжения на тему прельстителей рубежа 80-х – 90-х, приведших страну к гибели, а ее остатки к деградации. Был еще один солнечный удар, был… Он актуальнее – потому что продолжается до сих пор.
«Piangi, piangi, o misera…» – это, действительно, из другой оперы. Но оба брата плачут. Младшенький Никита – над горестной судьбой России, утонувшей от рук палачей, старшенький Андрей – над оставшейся в живых Россией хамов, выродившихся, превратившихся в совершенное быдло… А дяди Степы – как бы и не было. Сыновья Ноя не то чтобы осиротели, а просто без отца. «Строительство коммунизма – закончено. Забудьте» – тоже был хороший итальянский фильм с почти таким названием. Жуткая история там приключилась с одни мужиком, случайно попавшим в итальянскую тюрьму… Об этом – в другой раз.
09.11.14